У бурят издавна известны два вида охоты. Это коллективная облавная (аба) и индивидуальная (атуури).И та и другая предусматривают как активную форму, так и пассивную. Активная — это разыскивание, преследование и добыча зверя с помощью орудий, пассивная предполагает их добычу с помощью ловушек. С доместикацией животных и последующим освоением коня под верховую езду обогащаются и видоизменяются способы и приемы охоты. развивается верховая охота: верховая облавная, верховая загонная, верховая охота гоном. Все это - специфические формы охоты, характерные для кочевых народов Центральной Азии.
        Индивидуальная охота, распространенная на всей этнической территории бурят, в лесостепной зоне была представлена активной и пассивной формами, разнообразными способами и приемами: выслеживание, преследование, подманивание, засада, добыча медведя «на берлоге».
        В таежной и лесостепной зоне буряты добывали таких крупных зверей, как лось, изюбр, медведь. Охотились также на кабана, косулю, кабаргу, промышляли белку, соболя, горностая, хорька, выдру, рысь барсука, на оз. Байкал ловили нерпу. Этих охотники выслеживали, для чего важно было образ жизни животных, их повадки, места лежбищ, выпасов, водопоев, солонцов и звериные тропы. Способы и приемы добычи зверя зависели от вида животного, сезона и индивидуальных способностей охотника. При охоте на изюбря летом больше охотились скрадом или устраивали засады на солонцах, а осенью, во время брачного периода животных, самцов подзывали при помощи специальных манков, зимой преследовали по снежному насту. На кабаргу в летнее время охотились с ружьем, а зимой для ее добычи использовали пассивную форму охоты. При выслеживании косули в осеннее время бралось во внимание обстоятельство, что в это время животные паслись в мелкихкустарниках. При зимней охоте на нерпу учитывалось умение находить гнездовья тюленей, у которых нерповщики, притаившись, ожидали появление зверей. В начале весеннего промысла на нерпу охотились пешком, применяя для маскировки специальные нарты с парусом, а после того, как на озере Байкал появлялись большие разводья, начинали стрелять нерпу с лодки. Пассивная форма охоты, известная бурятам, была на добычу диких мясных и пушных животных. В таежной зоне буряты устанавливали различные ловушки на звериных тропах и в других узких местах: выкапывали ловчие ямы (нухун), подвешивали петли (урха) настораживали самострелы (hали), сооружали пасти, стационарные ловушки, кулемы и кулемки (хирааз), строили засеки (нуро, хашаан, хуреэ). В степной зоне добывали волков и лисиц при помощи отравленных приманок и капканов.
        Ямы рыли глубиной более 2 м, шириной около 1,5 м с отвесными стенками. Чтобы края ямы не осыпались, в нее спускали деревянный сруб. Ловчие ямы маскировали ветками, хвоей, снегом. Петли изготовляли из конского волоса или головы животных с аккуратно вложенной в них отравой. Ловушки на соболя устанавливали на так называемых «путиках» зверя – в брачный период соболь ходит всегда след в след и передвигается по одним и тем же тропам.
        В большинстве случаев буряты размещали средства пассивной охоты в местах перехода зверей через реки и по звериным тропам. Засеки длиной в несколько километров строили коллективно, с расчетом на длительный срок пользования. Засеки на изюбря, лося делали высокие, из тройного ряда жердей. На расстоянии 200—300 м оставляли проходы, в которых устраивали ловчие ямы или ставили самострелы и ружья. Засеки на кабаргу строили пониже и более плотно — из хвороста, валежен, веток; над проходами укрепляли перекладины, на которые подвешивали петли. Для добычи кабанов в проходах изгородей втыкали острые колья, которые вспарывали животных.
        Одна из характерных особенностей бурятской охоты XIX — начала XX в. — смешение и пассивной форм охоты, т.е. такая форма охоты, когда охотники специально гнали животных к месту, где были устроены ловушки. Успех охоты во многом определялся знанием поведения животных. Например, стадо кабанов во время загона бежит под гору или в обход горы.
        Известные бурятам XIX — начала XX в. способы верховой охоты, такие как облава, загон, гон применялись при участии большого количества людей (коллективные виды охоты). Многочисленные упоминания в письменных источниках о существовании верховой облавной охоты в тайге делают этот факт неоспоримым, однако в ней сохраняются элементы пешей облавной охоты. М.Н. Хангалов писал «Если облавщики замечали, что в круг попадали крупные и опасные звери: медведи, сохатые, изюбри, кабаны, рыси, росомаха и т.д., то они быстро спешивались и, образовав собою плотный круг, держали рогатины наготове. Если зэгэтэ-облавщиков было много, то за первыми устанавливали второй, а иногда третий круги».
        Буряты степной зоны добывали зверей на открытых местах. Великолепное описание охоты на дзеренов оставил наблюдавший ее в Акшинске 25 мая 1773 г. П.С. Паллас. Акшинские буряты устраивали облаву «на чистом и открытом поле к горе пли к лесу, или к какой-нибудь реке, чтоб зверя через то удержать было можно». II.Г. Георги отмечал, что буряты, занимающие южную часть Селенгинской области по рекам Селенга, Хилок, Темник, Джида, Чикои, часто выезжали на охоту «в великие степи или лесные места и гонят зверей на искуснейших стрелков».
        Загонная охота, пешая и верховая, характерна для лесотаежной и степной зон. Основное различие облавы и загона заключается в принципах организации, структуре и количестве участников. Для сравнительной характеристики приведем описание облавы Г. Рубруком. Он писал: «Когда они хотят охотиться, то собираются в большом количестве, окружают местность, про которую знают, что там находятся звери, и мало-помалу приближаются друг к другу, пока не замкнут зверей как бы в круге, и тогда пускают в них стрела». Как видно из описания, главная особенность облавы — обложение зверей кругом, сужение этого круга и добыча зверя. Такой способ охоты требовал большого количества участников. При загоне промысел происходил иным образом, в нем принимали участие 15—20 человек, большая часть которых были стрелки, а меньшая — загонщики. Первые располагались по строго определенным местам в засаде, а вторые с шумом и криками выгоняли на них зверей.
        Загоном в степной зоне буряты пользовались при охоте на дзеренов. Конные охотники занимали позиции с учетом того, что вспугнутые загонщиком звери бежали, пересекая ему дорогу. Загонщик, управляя движением животных (если стадо бросалось в направлении, минующем линию охотников, останавливался, заставляя останавливаться и дзеренов, наблюдавших за его действиями) и изменял свое направление, вел их на линию охотников.
        Гоном буряты добывали в степи дзеренов. Это происходило в тех случаях, когда охотники, внезапно увидев стадо животных, не имели времени занять исходную позицию. Звери спасались бегством, всадники неслись вскачь наперерез бегущему стаду. И так, в бешеной скачке, проходила вся охота. В таежной зоне буряты добывали диких животных гоном по насту (пешком или на лыжах).
        Добытая на охоте пушнина, используемая и для пошива одежды, после первичной обработки в основном служила предметом обмена. Охота мясного направления была целиком ориентирована на удовлетворение личных нужд. Объекты мясной охоты зависели от сезона года. В жаркое время охотились. как правило, на косулю и кабаргу. Охота на крупных животных (лось, изюбрь, медведь) проводилась в начале осени и в течение зимы. Практика охоты на них в осенне-зимний период определялась и тем, что в летнее время из-за гнуса жары мясо и шкуры этих зверей были плохого качества.
        Мясо диких животных оценивалось по-разному: особенно ценилось мясо кабана, полезным считалось мясо. Следующим по качеству шло лосиное мясо. Мясо изюбра уступало другим видам по вкусовым свойствам. Оно, по мнению бурят, быстро застывало. Мясо косули ценилось в любое время, потому что было вкусным и зимой, и летом.
        Любопытно отметить, что буряты идентифицируют по вкусовым и другим особенностям мясо диких и домашних животных. Мясо кабана и медведя идентично конине, лосиное— говядине. Медведя, кабана, волка буряты относят к животным с «горячей кровью (халуун шанар, букв.: «горячего свойства»). И домашний скот буряты делят на животных с «горячим дыханием» (халуун хогиуун мал) — лошади и овцы, и животных с «холодным дыханием» (хуйтэн хошуун мал) — крупный рогатый скот, козы.
        Буряты употребляли в пищу мясо некоторых пушных зверей. Беличье мясо охотники ели во время пушного промысла и приносили как добычу домой. Съедобным было рысье и барсучье мясо, которое вместе с мясом лисицы и волка применяли при различных болезнях в лечебных целях.
        Пушная охота во второй половине XIX — начала XX в. проводилась в основном артелями. Артельные объединения охотников встречались при дальнем пушном промысле: при белковании, ловле соболя ловушками, при охоте на медведя «на берлоге», добыче нерпы. Маршруты артельщиков проходили по наследственным родовым охотничьим угодьям: в предгорьях хребтов и по руслам рек. Белковщики имели несколько зимовьев, располагавшихся на расстоянии 8—10 км, что обеспечивало полное освоение охотничьих угодий.
        Охотничий инвентарь бурят состоял из следующих орудий производства: лук (номо), стрелы (годли), копье (жада), плеть (минаа, ташуур), палка (голдо, улдар), нож (хуташ), ружье (буун), самострелы (hали), петли (урха), кулемка(даралга), кулема (занга), пасть (хирааз), плашка, манок на изюбря (урам), косулю и кабаргу (шэбшуур) и др.
        Исконно присущие бурятам лук и стрела — одно из древнейших орудий производства и средств вооружения. Они были широко распространены в среде бурят до середины XVIII в. и являлись единственным оружием дальнего боя: бурятам запрещалось пользоваться огнестрельным оружием. Кроме того, усиленные луки были удобней в конной охоте, и им отдавалось предпочтение перед примитивными ружьями того времени. Н. Витсен писал: «И хотя у них очень хорошие мушкеты, все же они охотнее использовали против врага лук и стрелы, потому что могли выпустить две стрелы прежде, чем зарядить мушкет». В XIX— начале XX в. лук продолжал применяться охотниками, однако в большей степени теперь он употреблялся при облавных охотах, что было вызвано, скорее всего, большей приспособленностью лука и стрел к ведению конной верховой охоты.
        Согласно средневековым письменным источникам, кочевому скотоводству постоянно сопутствует облавная охота: «...по обыкновению следуя за своим скотом, занимаются полевою охотою и тем пропитываются», «следуя за травою и водою, занимаются звероловством», «временами собираются для охоты, по окончании охоты расходятся», «они (хунны) в нескольких десятках тысяч конницы занимались охотою».
        Уникальные бурятские материалы (записи М.Н. Хангалова и И. Вамбоцыренова) дают возможность провести реконструкцию принципиальной модели облавы, всеобщей для кочевых народов Центрально-Азиатского региона. Облавная охота имела огромное значение в 1ьх жизни и представляла собой хорошо разработанный общественный институт с развитой системой социальных отношений. Облава — мужское занятие. Участие в коллективной охоте было обязательно для каждого рода или улуса и являлось своеобразным показателем их принадлежности к определенному объединению в структуре общества; выход из облавы указывал на прерывание существующих отношений и связей.
        Буряты специально готовились к облаве: шили нарядную одежду, собирали снаряжение, обучали лошадей, заготавливали провизию. Те, кто имел старинные доспехи, облачались в них. Снаряжение состояло из луков, стрел, колчанов, налучий, копий, ножей. Даже когда повсеместно получило распространение огнестрельное оружие, на облаву стремились вооружиться луками и стрелами.
        По прибытии на место облавы (время ее проведения определялось заранее на собрании — суглане) каждый род или улус разжигал свой огонь, совершал умилостивительные обряды. Ночь проходила в играх и развлечениях, а днем добывали зверя, совершая несколько облав. Вечером производили раздел добычи, разрешали спорные вопросы, устраивали трапезы, проводили обряды. На следующий день облавщики отправлялись на охоту, а газарши и галши перевозили бивак на новое место вслед за продвигающимися охотниками.
        Бурятские облавы имели традиционную для кочевых народов Центральной Азии трехчастную структуру: два фланга, крыла (гар) облавы и центр (туб). По данному руководителем центра (тубша) сигналу предводители крыльев облавы (гар баряаша, хошучи) продвигались в диаметрально противоположных направлениях вперед, за ними на определенном расстоянии друг от друга двигались облавщики (абын зон) под наблюдением засулов. Постепенно цепь замыкалась, оба крыла, смыкаясь, образовывали круг охоты. «Этот круг охватывает большую площадь. Затем они все сразу устремляются к центру круга и гонят к этому кругу всех зверей и устраивают их массовую бойню».
        При проведении облавы немаловажную роль играли следующие организационные моменты: умение предводителей флангов вовремя и с предосторожностями подвести свое крыло к назначенному месту стыковки; соблюдение дистанции между охотниками; сохранение цепи облавы; ведение учета добываемого каждым охотником зверя; раздел добычи.
        Есть предположение, что существовали различные способы проведения облавных охот. Облава — хутууша аба — проводилась, видимо, при авангардном положении центра по отношению к крыльям, флангам. При таком построении «клином» ее структура была не круговой, а клинообразной, вытянутой. Подобная тактика использовалась кочевниками в военных действиях. В средневековых письменных источниках отмечается, что «в сражениях не строятся в ряды, отделившеюся головою (т.е. острым клином) производят натиск».
        Материалы облавной охоты свидетельствуют о существовании пережитков возрастных классов и мужских союзов у бурят. Современные, люди преклонного говорят, что в более позднее время аба проводилась не ради добычи, а для соблюдения обычая завещанного предками. Аба — это «праздник мужчин».
        Одним из пережитков мужских союзов являются выделяемые М.Н. Хангаловым классы охотников. Объединение охотников-облавщиков состояло из трех классов высшего, среднего и низшего. Первые два класса были обязаны принимать участие в облавах и военных действиях, при разделе добычи получали свой пай (хуби) и имели право голоса в решении различных вопросов. В высший класс входили руководители облавы (галша, тубша, газарша), кузнецы, их дети, родственники. Средний класс составляли те, кто имел коня и мог выезжать верхом на облаву или войну. Низший класс состоял из безлошадных бедняков, они не облавляли зверей, а выполняли на охоте черную работу. Состав этих классов был подвижным. Бедные люди, приобретая состояние и коня, могли перейти в средний класс и получить все права и обязанности члена облавы.
        По данным М.Н. Хангалова, в облаве принимали начиная с 12 лет. Из других источников явствует, что буряты с восьми лет учились стрельбе из лука, а с десяти принимали участие в облавных охотах. Эта традиция сохранялась до начала XX в.
        На существование пережитков возрастных классов у монголоязычных народов указывает тот факт, что в шаманском уложении упоминаются обряды, связанные с исполнением 13, 25,49, 60, 73 и 85 лет. Особое место в возрастных ступенях занимало 13-летие, в этом возрасте у монголов наступало совершеннолетие, с этих пор юноши должны были нести службу в ополчении и участвовать в облавных охотах. Подобная картина наблюдается и у других народов. Киргизы приучали мальчиков к охоте в возрасте 10 —12 лет. Суровую школу будущих охотников проходили шорские мальчики. Мусульманский обряд обрезания совершался у мальчиков 5—9 лет, но обязательно до 12 лет. Обряд обрезания являлся актом свидетельства зрелости мальчика, с этого момента он мог жениться.
        В облавных охотах зарождалась военная дружина. Облавные охоты кочевников были близки военным маневрам, поэтому они были своеобразной школой военного искусства. Это отмечали средневековые историки: «Родятся и вырастают на седле и на лошади, они сами собой научаются сражаться, потому что вся их жизнь круглый год на охоте. Оттого у них нет пехоты, а все конница». Русские военные исследователи в работах о военном искусстве монголов указывали на то, что последние «учреждали охоту, которая служила не только средством пропитания, но и школою войны... во время которой соблюдались все военные правила и предосторожности».
        Состав, численность, подразделения, вооружение облавщиков и армии были одинаковы, т.е. практически охотник был одновременно воином, а охотничье сообщество адекватно военной дружиной. Эту особенность отмечал М.Н. Хангалов: «Как указывают старинные народные предания и призывания шаманов, воинственные шаманы-начальники часто превращали охоту в военный набег и нападали на другие враждебные племена...» «Каждую зэгэтэ-аба можно представлять не только артелью охотников, а военным отрядом... Нередко, может быть, зэгэтэ-аба устраивались исключительно с военной целью».
        В истории сохранились факты военных действии у бурят. Одним из примеров служат восстания бурят XVII в. против притеснений, погромов и грабежей агентов царской власти. Отряды восставших бурят, по донесениям служилых людей, были многочисленны: Курбат Иванов встретился «с отрядом бурят в 500 человек. ... Когда служилые люди, захватив добычу и пленных, возвращались в острог, на них внезапно напал бурятский отряд, имевший до 2000 человек». Представляется интересным то, что во время восстания 1645 г. буряты «облегли кругом» Верхоленский острог. Донесения служилых людей дают описания вооружения бурят в XVII в.: «Приходят братские люди войною на конях, збруйны, в куяках, шишаках, а бой у них лучный и копейной, и сабельной».
        Взаимосвязь облавной охоты и военного дела обусловлена и тем, что воинское воспитание проводилось в ходе традиционной производственной деятельности. Это имело давнюю традицию. Средневековому историку удалось в нескольких строках показать возрастные этапы военной подготовки у сюнну: «Мальчики умеют ездить верхом на овцах, из лука стрелять птиц и мышей, постарше стреляют лисиц и зайцев, которых затем употребляют в пищу; все возмужавшие, которые в состоянии натянуть лук, становятся кочевыми латниками».
        О способах стрельбы на скаку кочевников-бурят очень ярко и образно писал Н. Витсен: «... на лошади сидят низко, что они делают для того, чтобы легче поворачивать лук в направлении от врага, затем резко поворачиваются к нему для выстрела, но всегда стреляют вверх так, что стрела падает прямо сверху вниз, когда имеет наибольшую силу, как он мне наглядно показал и как это математически обосновывается. При спуске стрелы он держал оба глаза открытыми... и так умел рассчитывать время, что когда выстреливал вторую стрелу после первой, я видел несколько раз, как вторая почти касалась первой, и обе стрелы падали одновременно, очень близко друг от друга. Поистине я бы не поверил этому, если бы я этого не видел».